Рассказ здесь25 сентября 1893 г.
Мой милый Луи!
Вот все у нас с тобой и кончилось. Мы больше не увидимся. Не сомневайся в этом, как не сомневаюсь и я. Ты не хотел, ты был согласен на все, но нам нужно было расстаться, чтобы ты мог начать новую жизнь. Я не раскаиваюсь, что настояла на своем, что пошла против тебя, против себя, против нас, что устояла, когда ты плакал, зарывшись головой в нашу постель, когда ты поднимал на меня свое измученное, блестящее от слез лицо, и когда потом, в вечернем полумраке я уже не могла видеть твоих слез и только чувствовала их на своих руках.
Страдания, которые предстоят нам обоим, невыносимы. При мысли о них у меня возникает ощущение кошмара. Несколько дней мы не сможем поверить, что переживем разлуку. Несколько месяцев мучительная боль будет неотступно с нами. Потом начнется выздоровление.
И только тогда я вновь напишу тебе, - ведь мы решили, что я буду тебе писать время от времени. Да, мы и об этом договорились. И эта связь - односторонняя, потому что ты не узнаешь моего адреса никогда! - только она и сохранится между нами, но благодаря ей в нашей разлуке останется хоть какой-то просвет.
Я целую тебя в последний раз, но это лишь легкое, почти неуловимое прикосновение, как будто поцелуй пришел к тебе из далекой безмятежной страны.
25 сентября 1894г.
Мой милый Луи!
Я вновь пишу тебе, как обещала. Сегодня год, как мы уже больше не "мы". Я хорошо знаю, милый, что ты не забыл меня. Мы с тобой еще слишком одно целое, чтобы я могла сама не ощущать твоей боли всякий раз, когда я о ней думаю.
Но все же эти двенадцать месяцев не прошли бесследно. Они как бы окутали прошлое легкой дымкой скорби. Да, мой милый, дымкой! За этой дымкой многое потеряло свою прежнюю отчетливость, а кое-что совсем исчезло. И мы отдаем себе в этом отчет, не правда ли, когда что-нибудь из исчезнувшего случайно всплывает в памяти.
Я пыталась вспомнить выражение твоего лица в тот раз, когда я впервые тебя увидела. Но безуспешно, мне не удалось восстановить этот образ в своей памяти. Попробуй представить себе мой первый взгляд. Тогда ты тоже поймешь, что все в мире стирается неумолимым временем.
А вчера я улыбнулась. Кому? Чему? Никому и ничему. Луч солнца осветил тенистую аллею, и мои губы сами сложились в улыбку. Я много раз пыталась улыбнуться за последнее время. Мне казалось, что уже никогда я не смогу научиться этому снова. Но, как видишь, настал срок, и улыбка сама вернулась ко мне. Мне хочется, чтобы ты, чтобы и ты тоже все чаще и чаще улыбался. Просто хорошей погоде или мыслям о будущем.
17 декабря 1899 г.
Я опять с тобой, мой милый Луи!
Тебе не кажется, что я похожа на мечту? Я появляюсь, когда мне нравится, и хоть я совсем рядом, ко мне нельзя прикоснуться.
Я не могу назвать себя несчастной. Каждый год наступала весна, каждый день занималась заря, и мужество постепенно вернулось ко мне. Солнечные лучи полны дружбы и доверия, и даже в обычном дневном свете столько смысла!
Один раз я танцевала. Я часто смеюсь. Вначале я пыталась считать, сколько раз мне удалось засмеяться. Потом я сбилась со счета.
А вчера я любовалась праздником при заходе солнца. Толпа окружала меня со всех сторон, красочная, как весенний сад, и я была счастлива оттого, что нахожусь здесь и могу разделить с людьми их общую радость.
Я пишу тебе, чтобы рассказать об этом. И еще о том, что я обратилась в новую веру. И эта вера - нежность к тебе. Нежность... Мы говорили о ней когда-то, но не знали что это такое. Давай помолимся вместе о том, чтобы поверить в нее, поверить всей глубиной сердца.
6 июля 1904 г.
Годы проходят. Одиннадцать лет! Я была далеко, я вернулась, я снова уезжаю. Ты, наверно, стал уже солидным, мой малыш, мой большой Луи. У тебя, конечно, есть дом и семья, для которой ты дорог.
А ты сам, какой ты теперь? Мне кажется, лицо твое округлилось, плечи стали шире. Но, я думаю, твои глаза, как и прежде, начинают светиться еще до того, как ты улыбнешься.
Ну, а я? Я не стану рассказывать тебе о том, как преобразила меня старость. Старость! Женщины стареют быстрее мужчин, и будь я сейчас с тобой, я казалась бы твоей матерью, - так мне подсказывает моя внешность и то, каким я себе представляю тебя.
Ты сам видишь теперь, что, расставшись, мы поступили благоразумно. Потому что спокойствие вернулось к нам, и потому что твой взгляд, когда минуту назад ты узнал мой почерк на конверте, был почти рассеянным.
25 сентября 1893 г.
Мой милый Луи!
Вот уже двадцать лет, как мы расстались...
Мой дорогой, вот уже двадцать лет, как я умерла. Если ты жив и можешь прочитать это письмо, отправленное тебе не мною, то за эти долгие годы ты забыл меня и простишь мне то, что я покончила с собой назавтра же после нашей разлуки, покончила потому, что была бессильна, неспособна представить себе жизнь без тебя.
Мы расстались только вчера: ты, наверно, не посмотрел, как следует, на дату этого письма, взгляни еще раз. Да, вчера, только вчера ты рыдал в нашей комнате, зарывшись головой в подушку, беспомощный, похожий на ребенка, весь во власти своего безмерного отчаяния. Все это было только вчера... Приближалась ночь, мы сидели у полуоткрытого окна, за которым была темнота нашего двора, и по моим рукам струились твои невидимые слезы. Ты кричал что-то, а я молчала, молчала изо всех сил.
А сегодня, сидя за нашим столом, среди всего того, что нас окружало и к чему мы привыкли, я написала те четыре письма, которые ты получил за эти долгие годы, и теперь я кончаю это последнее, и вместе с ним кончается все.
Вечером я приму все необходимые меры - я все тщательно продумала, - для того, чтобы ты получил эти письма в указанные на них сроки, и для того, чтобы меня никто и никогда не нашел.
После этого я исчезну из твоей жизни. Не стоит говорить о том, как я это сделаю. В таких вопросах детали неуместны, они лишь оставят неприятный осадок и могут причинить тебе новые страдания даже после этих двадцати лет.
Для меня сейчас главное - чтобы мой уход из жизни, мой уход от тебя не нанес тебе жестокой раны, а был бережным и ласковым. И я хочу пережить самое себя, чтобы позаботиться о тебе. Я не хочу, чтобы смерть сразу вырвала меня из твоей жизни - ты, быть может, не перенес бы такой ничем не смягченной боли. Поэтому я буду возвращаться к тебе - не слишком часто и не слишком редко - так, чтобы мой образ постепенно исчез из твоих глаз, но пощадил твое сердце.
А когда я наконец скажу тебе правду, мне удастся выиграть достаточно времени, и моя смерть вряд ли будет означать для тебя то, что она сейчас означает.
Мой милый, мне кажется, есть что-то пугающее, почти сверхъестественное в нашем сегодняшнем последнем разговоре, в том, как тихо, такие страшно далекие, мы говорим и слушаем друг друга - я, которой больше нет и которая жива только в тебе, и ты, уже почти не помнящий, какой я была когда-то - и в том, что слово "теперь" имеет какое-то ускользающее от разума различие для того, кто его пишет, и для того, кто его читает.
И теперь, через всю бесконечность пространства, через всю вечность времени - пусть это кажется абсурдным, - я целую твое лицо.
А потом... Но я кончаю. Потому что не смею признаться тебе - я не хочу стать грустной, это дурное чувство - в том, какими безумными могут быть мечты о любви, когда она так велика, и о нежности, когда ей нет границ.Перевел Глан ПОДОЛЬСКИЙ
@темы:
Не мое но интересно
-
-
04.12.2008 в 20:54-
-
04.12.2008 в 21:47